[приношу сопернику глубочайшие извинения за не совсем спортивную ситуацию с опозданием, но некоторые обстоятельства оказались выше меня]
[до размещения этого креатива креатив соперника не читала]
.....

В Москве занималась весна. Улыбались солнцу провалы в послезимнем асфальте, щербато скалилась вывороченная местами тюменская плитка, неторопливо и бестолково роились оранжевенькие юниты среднеазиатских пришельцев, создающих имитацию бурной деятельности по очистке вражеской территории от занесенного москвичами мусора. Красным пламенем рабоче-крестьянского дня полыхали Яндекс.Пробки, предлагая маршруты въезда в центр с объездом через Троицк и Мытищи. Стонали под весенним солнцем лепестковые развязки на МКАДе, метро с регулярной ленцой изрыгало на мокрые местами дорожки ошалевший от давки пассажиропоток.
Словом, все были счастливы.

Пардон. Не совсем все. Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Все смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не может жить с ним в одном доме. (с)

Живи великий русский писатель Лео Николаевич не в измученной его просветленными мыслями Тульской губернии, а в измученной пробками Москве второй декады нулевых, он все равно не нашел бы лучших слов для описания ситуации, сложившейся в незатейливом особнячке близ подмосковной деревни Жуковки в простой российской семье, чей глава был уличен третьего дня в связи с темноокой одалиской из чайного дома "Аврора".
Глава семьи, тридцатипятилетний подающий надежды коррупционер с замашками потенциального генерала, несколько лет назад был в порядке кадровой ротации переведен в Москву, где оперативно вписался в существующую систему рОспила бюджетных и инвестиционных денег, каковая система с ее нехитрыми правилами поглотила остатки юношеского максимализма кадрового офицера, выдав взамен особняк с бассейном, штатный служебный BMW, ежедневно омываемый перед подачей под барскую задницу слезой молодого и исполнительного водителя, а также приятные перспективы с растущим количеством нулей в швейцарских кредитных учреждениях.

Жена главы семьи, урожденная ~~княжна Щебратова~~ москвичка, успевшая также в порядке кадровой ротации с прицелом на статус генеральской жены пожить с мужем в отдаленных гарнизонах, по приезде в Москву надеялась, что рост доходов не отразится на трепетном отношении мужа к ее интеллектуальному потенциалу, не забыла, однако, также нарастить сиськи и сделать подтяжку лица. Дети ее, ловко пристроенные в частные английские заведения для начинающих невозвращенцев, подавали надежды, и в целом жизнь текла как полная река вплоть до мрачных событий, произошедших как раз третьего дня.

В описываемый нами день, Тарас Сергеевич (мы бы и рады для литературной достоверности назвать его Степаном Аркадьевичем, но боимся, что реалистически настроенные современники не оценят мистики совпадений) проснулся на диванах первого этажа с ополовиненной бутылкой Glenmorangie 25 Y.O. в руках и в дурном настроении. Жена его вчера объявила Тараса Сергеевича подлецом и потребовала раздела имущества. Раздел имущества перспективного коррупционера не пугал - о большинстве его доходов супруга представления не имела, а посему требовать их экспроприации не могла. Более всего уличенного супруга беспокоило то, что в его ведомстве, хоть и перешедшем на инновационные рельсы, но оставшимся в глубине реакционным и консервативным, к разведенным сотрудникам относились с легким предубеждением. Нет, попереть со службы не попрут, но некоторые нюансы все равно следовало предвидеть. Ну и дети, опять же.. положение.. новые сиськи. Нет, Тарасу Сергеевичу решительно нужно было объясниться с супругой.

На другом конце дома его супруга также пребывала в растрепанных чувствах и даже отослала к черту новую филиппинскую горничную, принесшую халат и легкий завтрак. Оринда Александровна была женщиной трезвомыслящей, но чересчур скорой в решениях и горячей на расправу, в связи с чем примирение ее с мужем представлялось ей в данный момент невозможным. Образ врага в лице высокой темноволосой гейши туманил обманутой супруге глаза и бил по чувству собственного достоинства. Накануне Оринда Александровна думала даже о том, чтобы поднять старые связи и добиваться увольнения соперницы со службы в престижном заведении для мужского отдыха, но потом отринула эту мысль как недостойную. Всю ночь в мозгу ее вспыхивали картины страшного наказания неверного супруга, в которых чугунные сковородки, летящие изменнику в голову, перемежались со стальными наручниками, надетыми Тарасу Сергеевичу на волосатые... ноги. Проснулась она с головною болью и слезами на глазах.

Положение в доме осложнялось тем, что в конце месяца следовало уплатить взносы за приобретенную яхту и дом в Марбелье, а финансы Оринды Александровны нуждались в мужних вливаниях. Кроме чисто финансовых соображений обманутую супругу терзало не вполне еще утихшее чувство к мужу, которого она помнила еще молодым, страстным и полным энтузиазма.

Встречная измена в планы не входила - Оринда Александровна была не то, чтобы очень строгого воспитания, но изменять в отместку считала делом дурного тона, потому как одно дело случайные чувства, а другое дело - злонамеренная месть; кроме того, у Оринды были сомнения насчет того, что муж, прознав про измену, не взбесится окончательно и не лишит детей наследства.
Необходим был срочный план, но в голове было туманно и хотелось выпить.

Тарас Сергеевич на своей части дома, накинув домашнее платье, и приняв на грудь остатки односолодового самогона, решился на разговор с женой. С трудом отогнав от себя воспоминания о позапрошлой ночи, когда неудачливый любовник в состоянии ковбоя был застигнут с поличным и голой задницей в служебном автомобиле на Ленинском проспекте супругой, возвращавшейся с еженедельной выдачи денежного содержания теще, он направился в покои жены, моля всевышнего удалить из прямой видимости горячей супруги колющие и режущие предметы.

Супругу Тарас Сергеевич застал во внушающей трепет гардеробной, где та с растерянным видом пыталась сообразить какие наряды из последних коллекций итальянских портных влезут в имеющиеся чемоданы, а за какими впоследствии придется послать водителя. Тарасу Сергеевичу невовремя в голову пришла мысль о том, какую часть небольшой тещиной квартиры займут наряды жены. За эту мысль он разозлился на себя и, нахмурясь, подумал "Все на мои бабки куплено!"
Но обострять не стал и придал лицу жалостное выражение.

- Оринда.. я..
- Пошел вон, - надменно сказала жена, озираясь в поисках сковородки.
- Ты сейчас неправа, - решительно начал Тарас Сергеевич, хотя в чем неправа супруга представлял себе смутно. Новые сиськи Оринды Александровны, покачивающиеся под красным пеньюаром будоражили воображение и не давали сосредоточиться.
- Да?! - язвительно крикнула Оринда Александровна. - Я отдала тебе лучшие годы..
Историю про лучшие годы жены Тарас Сергеевич выслушивал и за меньшие провинности, поэтому сейчас рефлекторно отключил мозг и привычно поискал глазами хоть какой-нибудь алкоголь.
Разговор явно не клеился. На втором году супружеских воспоминаний жены Тарас Сергеевич, так и не нашедший ни стакана поддержки, стал искать пути отступления, чувствуя одновременно стыд, усталость, голод и нестерпимое желание облегчиться.

Оринда, понимая, что речь ее, как обычно, проходит мимо мужа, пришла в бешенство. Клокочущая обида ее поднималась из самых темных уголков разума и требовала смертоубийства. Вторая часть натуры же нашептывала разуму текст Постановления Пленума Верховного Суда РФ по делам об убийстве, и противоречие роящихся мыслей вгоняло речь Оринды Александровны в неуправляемый штопор.

Трижды в тот день Тарас Сергеевич подступался к жене и трижды отступал. Трижды Оринда Александровна меняла свои решения, собирала чемоданы, хваталась за сковородки и домашние ножницы.
На Москву спускались сумерки. Забивались посетителями многочисленные чайные, шоколадницы и гудманы. Яркими пятнами загорались в центре и на окраинах торговые центры. Проносились по Кутузовскому нескончаемые кортежи слуг народа и открыте Феррари участвующих в расхищении федеральной собственности предпринимателей высшего звена.

Но решение в особняке близ деревни Жуковка так и не было принято.
У великого русского писателя Лео Николаевича изложение истории дома Облонских занимает примерно 30% эпохального труда про трудный путь Анны Александровны Карениной к железнодорожной станции. "Мысль семейная" великого графа воистину нескончаемая, поэтому, наш дорогой читатель, мы отошлем тебя к страницам эпохального романа уже сейчас, рискуя, что его продолжение здесь, навлечет на тебя, читатель, зевоту и желание выпить, какое мучило Тараса Сергеевича в то злополучное утро второй декады нулевых.

На этих же страницах, мой дорогой читатель, я расскажу тебе притчу собственного сочинения.

Однажды к монаху, узревшему Истину, пришел муж-изменник и его обманутая супруга. Они просили его как мудреца, узревшего Истину, рассудить их семейную трагедию и сказать - что же им надлежит делать? Монах, узревший Истину сказал: "Вот три дороги. Одна приведет вас к камню, возле которого дорога раздвоится и вы пойдете каждый своим путем. Другая, приведет к скале, на которую один из вас сможет подняться, а второй нет. Третья дорога ведет в бесконечность, но в конце ее оба вы, как и я, сможете узреть Истину. Так выберите же дорогу, которая будет для вас самой трудной". Сказав это, монах ушел, а супруги остались на том же месте и так много лет еще выбирали дорогу, по которой им нужно идти, что в конце концов состарились и умерли вместе, не заметив, что всю жизнь прожили вместе.

Так, мой дорогой читатель, и Оринда Александровна с Тарасом Сергеевичем, прожили еще много дней, выбирая дорогу, по которой им нужно идти. Так же каждое утро занималось солнце и щербато улыбалась в центре Москвы плохо уложенная плитка. Так же пылали красным цветом Яндекс.Пробки и мучилось от переедания московское метро.
Дети их выросли и закончили Гарвард. Теща Тараса Сергеевича прожила долгую жизнь и покоится почти на центральной аллее ставшего престижным Щербинского кладбища.

По прежнему каждое утро просыпается Тарас Сергеевич в растрепанных чувствах с полбутылкой Гленморанджи где-то в зоне видимости, чувствуя себя так до конца и не прощенным супругой за эпизод на Ленинском проспекте. И каждое же утро Оринда Александровна, с правда уже изрядно увядшей грудью, но все еще относительно молодым лицом, видя супруга, вспоминает его голую задницу в чистом служебном БМВ и решает, следует ли ей уйти от мужа, которого по прежнему тайно любит, потому что помнит молодым и страстным.

Были также у Тараса Сергеевича потом еще одалиски. Правда, больше он Оринде Александровне не попадался, хотя и был постоянно на подозрении.
Но их судьба, как и судьба той самой темноокой одалиски, внесшей смуту в размеренную жизнь простого жуковского дома, нам неизвестна.
Может потому, что ничто не вечно под луной.. ну может, кроме жены и этой классической истории без определенного конца.