Скверное начало.

Распоряжение обер-полицмейстера Москвы.

В рамках расследования дела “Экс” требую вашего незамедлительного возвращения в Москву, и скорейшего начала расследования.

А дело “Экс” состояло в следующем. В Первопрестольной скоропостижно скончался содержатель одного из притонов. Была драка, поножовщина, летальный удар в живот. Ничего интересного. Полицейское расследование обещало быть серым и скучным. Но в одном из ящиков комода был найден подозрительный листок. Адреса известнвх куртизанок Москвы и последней строкой приписка – “Экс”. Слово “Экс” в жаргоне нигилистически настроенной молодежи означало некое особо важное событие, от ограбления скорого курьерского, до бомбы под эскорт его провосходительства.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------

В Московских Ведомостях, промелькнуло сообщение про новый модный способ развлечения австрийской аристократии. Спуск с гор на лыжах. Фандорин устал от рутины и отправился сначала в Санкт-Петербург навестить своего бывшего начальника, выбившегося теперь в действительные статские советники, а затем на финские озера, благо от столицы всего 300 верст. Да и финские сопки для начала в самый раз.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------

- Маса сделал лицо почтительно важным и закрыл дверь.

Квартирка недалеко от Курского околотка, ну что же, недалеко будет обратно ехать, подумал Фандорин.

По прибытии на место, коллежский советник отпустил извозчика, и решил немного пройтись пешком, размять косточки. Идти было недалеко, а улицы в Курском околотке уже начали освещать не старыми масляными светильниками, лампочками Ладыгина, светили они ярко и недолго. Но получилось странно, перед выездом из полицейского управления Фандорин захватил верстовую карту, но нужной улицы не находил. Пришлось зайти ближайший полицейский околоток и свериться с картой. Удачно. Доходный дом оказался совсем близко.

Подойдя, быстро окинул взглядом окна, покосился на дремлющего ваньку и неспеша вошел в подъезд.

Дверь квартиры открыла Она. Еще на той неделе изучая досье, отметил про себя разлет густых бровей и тонкий итальянский профиль лица. Ошибиться было невозможно.

С того момента, как Фандорину поручили столь щекотливое дело, он постарался придумать для себя моральное оправдание своих визитов. Не получалось.

Проще было после визитов к девкам. Ощущение выполненного долга и некая мерзость, которая смывалась душем и сеансом упорной тренировки с Масой.

А такой тип барышни, какой предстал перед ним сейчас, надолго западал коллежскому советнику в изгибы памяти.

Барышня была одета странно, даже более того. Черное платье сестры милосердия было ненатурально коротким, белое белье, на ногах, туфли на высоком каблуке и венчал наряд черный кожаный покров. Милосердие, милосердие …

Лицо, живое лицо горянки. Большие миндалевидные глаза, точеный носик, аккуратные чувственные губки и роскошная копна черных волос.

Природная пластика дочери кавказа дополнялась часами занятий, и гибкость обещала быть изумительной. Уже судя по ее походке, у коллежского советника захватывало дыхание и пунец подкатывал к щекам, как бывало в юности. После непродолжительной процедуры знакомства и горячего чаю, горянка показала ванную и удалилась.

Мысли Эраста Петровича путались в клубок.

- Как, такая женщина

- В таком месте

- И я сейчас буду с ней

Впрочем, после того как он пребольно стукнулся локтем в ванной, а была она слишком мала, голова начала приходить в порядок.

Окончательно мысли спутались, когда вошла горянка. К прелести точеного лица Эраст Петрович добавил точеные ножки с тонкими щиколотками, маленькую аккуратную грудь и плоский арабский живот, девушки, привыкшей ко всяким акробатическим чудесам.

Дальнейшее вспоминается как во сне.

Наибольшее удовольствие Фандорин получил от милого образа феи, кудесницы, когда ее очаровательный профиль склонялся над символом мужественности, его лицо покрывалось белыми и розовыми пятнами одновременно, от страсти к женщине.

Пропал – подумал Эраст Петрович, и это слово непроизвольно вылетело у него изо рта. Взошло новое солнышко.

Уже сколько раз тренировал свой разум относиться ко всему холодно и уверенно, ан нет, сердце еще не умерло.

Она была неимоверно гибкой, один вид ее раскрывшегося тела сводил с ума коллежского советника. Она могла закинуть прямые ноги к голове и потом раскинуть их в шпагате, прямо в тот самый момент, когда была с Фандориным. Во время ласковой неги она терлась своим телом, волосами, губами, стараясь не оставить не одну частичку без внимания.

Что говорить, не зря выбор пал именно на нее. Хороша чертовка. В минуты страсти она подвывала, кусала подушку, вертела бедрами, стараясь насадиться еще глубже.

А потом снова и снова.

Но все заканчивается.

Горянка провожала с тихой грустью, и ее влажные глаза просили приходить еще.

Вечерня Москва встретила Эраста Петровича по прежнему спящим ванькой, стайкой курсисток и сонным господином в медленно проехавшем экипаже. Но лица эти показались намного добрее и симпатичней чем 2-мя часами ранее. У Ваньки была счастливая детская улыбка на лице. Курсистки со светящимися глазами мечтали о кавалерах, а сонный господин в экипаже плотоядно улыбался предстоящему ужину. И Эраст Петрович с умиротворенной душой поехал домой. Так и напишет он в завтрашнем отчете обер-полицмейстеру – исключительной теплоты человек, не может она помогать всяческим небогоугодным делам. А профессия – наверно важная, она вдыхает новые силы в мужчин.

Открыл Маса. В белом гимнастическом костюме с черным поясом, на лбу повязка с иероглифом «усердие».

— Дзраствуй, Тюри-сан. Давай рэнсю дерать.