"...Ведь это же про них я рассказывал в той передаче, как шел я однажды еще до революции. Это был что-то год… Так приблизительно… Подождите минуточку, я сейчас закурю… Это год был приблизительно, дайте мне, Бог вспомнить… Что-нибудь - тысяча восемьсот девяносто третий. И там на Дерибасовской в доме номер шестнадцать находился публичный дом. И что вы думаете? Захожу я в публичный дом… У меня только что жена забрала заначку. У меня всего осталось пять рублей. Захожу туда: там сидит такая бандерша тетя Бася… О чем разговор! Такая пышногрудая и говорит мне:
- Пожалуйста вам альбомчик.
Ну, раскрываю этот альбомчик, смотрю: негритянка стоит двадцать рублей, американка - пятнадцать, полячка - червончик… В общем, что-то такое… У меня не хватает денег. Я подхожу к этой бандерше и говорю:
- Послушай, Бася! Я же тоже хочу побаловаться, но у меня всего денег пять рублей.
Она говорит:
- Пожалуйста! За пять рублей - только меня.
Ну хорошо… Мы так с ней хорошо побаловались и Вы что вы думаете? Вот я уже-таки иду в этот расцвет НЭПа. Иду опять по Дерибасовской. Смотрю: дом номер шестнадцать. И что вы думаете? Вместо этого публичного дома-таки стала швейная мастерская. Я захожу в эту швейную мастерскую, смотрю: там сидят те же постаревшие товарки и шьют для нашей доблестной армии кальсоны. За кассой сидит-таки наша тетя Бася. Я подхожу к ней и говорю:
- Послушай, Бася! Ты помнишь, как мы с тобой тогда в восемьсот девяносто третьем году побаловались?
Она говорит:
- Господи, Боже мой! Какой разговор после восьми обысков! Конечно, - говорит, - помню все прекрасно…
Кричит на всю эту мастерскую:
- Послушай, Моня!
В это время выходит такой амбал, подходит ко мне… Она ему говорит:
- Посмотри на эти очки и узнай своего папу!
Он начинает меня долго и нудно бить. Он бил меня десять минут - я молчу. Пятнадцать минут - я тоже… На двадцатой я кричу:
- Послушай, Моня! Какой же ты все же поц! Ведь ежели бы у меня тогда было двадцать рублей - ты был бы негром!"

(с) Аркадий Северный, "Программа для госконцерта", часть 2. 1972 год.