Писающие кипятком мальчики - это Вам не поросшие мхом и бронзовой
зеленью русалки на датских берегах (откуда принцЫ). Балет и дальнобой
способны соединяться в мышиной сценографии "Щелкунчика", где один
преодолевает за 16 часов инобытия некие пространства (испытывая
на себе бессмысленность предписаний о безопасном), а другая Страхом
и Трепетом утверждает фатальность своего женско-бабьего мiра.

В декорациях тотальной открытости (её гарантирует Всевидящее Око)
маскарады упраздняются из-за их пустой преднамеренности, а паузы
совокупности оформляются под ватными одеялами, при тусклом свете
ненаступающей ночи, без чтения молитв и скрипа предохранителей.

Я использую этот слегка вороватый слог (он лучше простОты) с целью
неуловимо поддержать ту, которая, как Вы предполагаете, явилась сюда
для демонстрации неких абстрактных несчастий, о необходимости которых
(вспомним слова ВИЛа после октябрьского мятежа) не любят говорить
ни большевики, ни сексопатологи.

Женщина (в супружестве или без) являет собой бездонность, у края
которой комплексующий в постродововом травматизме М. способен
на мгновение забыть своё несчастливое здесь и сейчас. Ей не надо
срывать с самцов пресловутые маски (вернее, лишать их "защиты").
Она всё знает наперед. И именно передом (иногда и задом) управляет
нашей Судьбой.

Она не продаёт One way ticket (или билет в самый первый ряд, о котором
мечтал Буратино) ибо знает, что пункт последнего назначения её касса
не обслуживает. Плату за переправу выпускают монетные дворы.
Прощение всех и за всё подтверждает бессмысленность подведения
каких-либо итогов. Женщина (как символ невозможности высказаться
в полноте) олицетворяет проект беззаветности, которая не имеет цены
и не нуждается в оправданиях.

Все остальные - статисты иллюзионного представления. Миража карусели
посреди пустыни, где сумрачные лица ездунов сдует очередной самум.