Клуб Любителей Секса (КЛС): Сандал

Наверное то, о чем Он собирался сейчас написать, писать не стоило. Но, вспомнив запах ванили, доносящийся с улицы, который Ему нравился с детства, и слушая то, что играло в эту минуту на радиоволнах, течение мыслей почему-то вынесло Его на этот остров, зацепило за прибрежный шельф, давая передышку парусам…

Да, Он, конечно, любил запах ванили… Аромат предвкушения праздника, доносящийся из далекого детства. Те же добрые натруженные бабушкины руки, желтое, подкрашенное шафраном тесто, жаркая духовка, всякие вкусности, ожидание прихода гостей.

Но природа создала еще один аромат, чувствуя который Он был способен уйти в "зазеркалье"… Внешне никаких признаков (все-таки, готовили к заброске :-))), но зрачки, сердце и жилы на шее не дадут соврать. Сандаловое дерево… Сандал… Аромат любви, настоящей, страстной, горькой, ревностной, яркой, сексуальной и Бог еще знает какой.

Майские праздники перестроечного восемьдесят шестого запомнились Ему не только осознанием того, что это последняя весна в Москве, перед упаковкой в цвет "хаки", а там - кто знает, может быть вообще последняя… Впрочем, в таком возрасте этими мыслями не циклишься совершенно. А еще Он встретил Ее, ту, которая еще сыграет в Его жизни определенную роль. Наверху решили, что для такого испытания его души Она подойдет идеально.

Обычная юношеская тусовка перед чередой выходных. Pet Shop Boys, Modern Talking, Thompson Twins, венгерский "Рубин", "одолженный" из отцовского бара "Beefeater", и сигареты "Dunhill" оттуда же. Он идет с Наташкой, подругой с недавно завершившихся школьных времен, в гости к своему другу Сергею, преимущества которого - отдельная комната, очень хорошая по тем временам аппаратура, внешность Джорджа Майкла. Он еще не знает, но уже чувствует, что его подруга не столько идет в гости с Ним, сколько идет к Сереге. Впрочем, Его это не сильно расстраивает, Ему присущ здоровый пофигизм, к тому же Он знает, что его подруга не будит в Сереге абсолютно никаких эротических переживаний. Его гораздо больше греют мысли о предстоящей "тусе" и четырех выходных подряд в ближайшей перспективе.

В комнате полно друзей-приятелей со своими "половинами". Серега радостно встречает Его со СВОЕЙ школьной подругой… Боже мой!.. Богиня. Или ведьма. Рыжие волосы, зеленые, чуть-чуть раскосые глаза, высокая, упругая грудь, подчеркнутая трикотажным топиком, розовые бриджи плотно охватили стройные бедра, тонкие лодыжки, плавно переходящие в шпильки… И почему Она так игриво смотрит на него… Нет, нет, он же не один, и Она - подруга его друга, это - табу! Дайте-ка Он лучше коктейльчик себе соорудит, вот так, стакан джина и чуть "рубинчика", закрасить, и большими глотками…

На улице уже темнеет… Наташка уже почти что час курит на лоджии с Серегой. Судя по их позам - разговор долог и серьезен. А в колонках страдает Фил Коллинз: "One more night, give me just a one more night…" Он и Она мерно двигаются по комнате, не обращая внимания на танцующих вокруг. Она прижалась к Нему всем телом, заглядывает Ему в глаза, Ее глаза блестят, ресницы подрагивают, пальцы нежно играют с Его волосами на затылке… И облако Ее запаха. Он его узнает - это "Opium". Ярко выраженные сандаловые ноты. Пожалуй, если Серега "начистит ему табло", он будет абсолютно прав.

Глубокая ночь. Пора и честь знать. Все мило прощаются, как будто ничего и не было. На Серегу Он старается не смотреть. Он уходит со своей спутницей. Она же остается с его другом. "Поможет убраться". Всю дорогу они молчат. Нет, нет, у Наташки нет к Нему никаких претензий. Просто она к "Джорджу Майклу" со всей душой на распашку… А он ее отверг, скотина такая! "А ты все равно никогда не станешь таким, как он…"

До призыва остается месяц. Повестка у Него уже на руках. Он бежит к "Башмачку" за сигаретами. Она переходит улицу Ему навстречу. "Привет - привет, как дела? - нормально - как ты?" и т.д. "А мне вот завтра на лекцию так неохота идти…" У Него в кармане - запасная украденная повестка со всеми печатями, подписями, но с пустой датой… "Может, тогда ко мне пойдем, видак смотреть?" - "Пойдем…"

Все взрослые - на работе. Они - пьют все тот же "Рубин", курят, болтают, "Эммануэль" стонет на экране буквально только для фона… И… ничего не было… Много позже Он напомнит Ей тот день, посетует на то, что не отважился… Она с улыбкой ответит, что если бы Он тогда попытался… то Она бы убежала…

За пару дней до призыва Он зашел к Ней попрощаться. Пили кофе. Ее мама соорудила пирог с черникой. Она пожелала Ему удачи. Поздно вечером Он пересекал ее двор. Моросил ноябрьский дождь и мелкие капли светились в лучах прожектора, установленного над подъездом. Утром, за сутки до отправки в часть, Он стоял на остановке у Филевского моста, забрав свои фотографии для военного билета. Тот же мелкий дождь, свинцовые тучи, и Ее дом на берегу Москвы-реки. Он впервые почувствовал свое сердце…

В армию, тем не менее, уходил со спокойной душой. Его никто, кроме семьи, не обещал ждать, Он никому, кроме семьи и друзей, не будет писать. Да, собственно, и друзья-то все уже "под знаменами". Так что и разочарований никаких не будет.

Спустя месяц Он вдруг понял, нет, ощутил, как не хватает ему в этой полярной ночи солнца и писем, написанных ровным мелким почерком, написанных Ему и для Него. И Он написал ей. У Него не было ее адреса, поэтому Он отправил письмо Сереге и попросил его передать его Ей. Через две недели на тумбочке Его ждал конверт, написанный ровным мелким почерком, с Ее обратным почтовым адресом. Нервными, дрожащими пальцами Он рвал плотную бумагу. Прочитав письмо Ему показалось, что лучи прожекторов, светившие из-за заснеженных сопок, стали солнечными, появившимися из бордовой полоски на южном горизонте…

А хронометр все тикал и тикал… Первый год службы плавно перетек во второй. Начались командировки. Да и будни были настолько однообразными, что сливались в бесконечную череду, от наряда до наряда, от левого фланга к правому… И писал Он Ей все реже и реже… Также и Она отвечала ему… Да тут еще на горизонте замаячила Его первая школьная безответная любовь, по которой все парни в Его школе сходили с ума, написав ему и прислав свою достаточно откровенную цветную фотографию, на которую не только все Его сослуживцы, но даже и офицеры смотрели и, вздыхая, смачно цокали языками…

По прошествии семисот пятидесяти трех суток Москва встретила Его угрюмыми лицами, пасмурным зимним небом, хлюпающей коричневой жижей под ногами, плюсовой температурой… Это все так не походило на то, откуда Он вернулся и на то, чего Он ждал увидеть. Серые будни скрашивали визиты к знакомым и подружкам-одноклассницам, отмечавшим, как он возмужал, окреп, подтянулся, повзрослел, как изменился его взгляд, голос…

Через неделю Он решил навестить Ее. Вот Он стоит перед дверью Ее квартиры, с букетом роз, как и обещал когда-то… Она открыла дверь…

Он за эти два года насмотрелся много на что, и был готов увидеть все, что угодно. Он не был готов только к тому, что увидел. Собственно, Она всегда была очень красивой, но сейчас… Он не мог представить, как можно стать еще прекрасней чем та, которую Он помнил, так расцвести… Но это было так, все вокруг Нее просто померкло и провалилось в пропасть, Он ощутил, что просто не может пошевелиться, что Он онемел, горло его кто-то обработал наждаком, и все это случилось буквально за доли секунды… Наверное, так в космосе рождаются звезды.

Она все поняла. Улыбнулась. Взяла его за руку, провела в комнату… Кофе, все тот же "Рубин" и облако "Опиума" постепенно возвращали Его к жизни, выводили из шока. Только мелкая дрожь в пальцах и сигареты, прикуриваемые одна от другой выдавали то, что творилось внутри Него…

Через две недели он сделал ей предложение. Она грустно улыбнулась, опустила глаза:
- Леш… я выхожу замуж…
В лучах того же прожектора радугой играли крупные снежинки. Он почувствовал себя на эшафоте, как стальная петля гарроты под улюлюканье толпы сдавила ему горло…

Однако, "наверху" решили, что душа его теперь готова к еще более изощренным пыткам и такая "смерть" будет для Него незаслуженно легкой… Еще через неделю Она позвонила Ему, сказав, что очень соскучилась и хочет к Нему приехать. Он, по Ее голосу, интонации, понял, что сегодня Она станет Его женщиной. И Ему показалось, Он увидел свой холст, испещренный как яркими, так и пастельными мазками и штрихами, и кто-то, окунув кисть в кроваво-красную краску, наотмашь махнул ею у полотна, и его картину окрасил алый всплеск, стекающий вниз пурпурными каплями…

Они встречались еще около двух месяцев… После, Он сажал Ее в машину и Она ехала к своему жениху. Он был готов к этому, Он делил Ее с тем невидимым, незнакомым соперником, уверенным в себе и своей силе, взрослым, обеспеченным. Иногда Ему казалось, что Она еще не решила все до конца, что Она останется с Ним. Но с каждым разом Она все дальше и дальше уходила от Него. Расставаться вот так, не сразу, а постепенно, да еще и через постель… Она считала себя взрослой, но, на самом деле, была еще совсем юна, поэтому считала, что так Ему будет легче… Она ошибалась. Он вспомнил, как когда-то в Европе обезглавили молодого герцога, по оговору… Все это понимали, но никто не мог ослушаться короля… Его было очень жалко даже привыкшему ко всему палачу и у того текли слезы и дрожали руки… Поэтому он не смог отрубить ему голову сразу, отсек только с нескольких ударов, удесятерив муки приговоренного…

И все, что осталось у Него - это облако "Опиума", с его терпким, дразнящим, возбуждающим сандаловым ароматом…

Воды с тех пор утекло столько, что в Сахаре можно было бы разбить фруктовые сады и выращивать финики. Впоследствии, и у Него и у Нее в жизни было много всяких событий. И хороших, и не очень… "Такова c'est la vie" - как говаривали у Него "на рязанщине".

Они до сих пор иногда встречаются. Как-то Он спросил у Нее:
- А помнишь, тогда, у Сережки, почему ты весь вечер была со мной?
- Ты мне сразу очень понравился. И ты никогда не стал бы таким, как он, как "Джордж Майкл".
- Тогда, почему все так произошло?..
Она ничего не ответила Ему.

……………….

Вот и оно, третье тысячелетие. Ритм, скорость… Работа - дом, дом - работа, с редкими отпускными перерывами… Сегодня - среда. Уже среда! Ведь понедельник был каких-то десять минут назад… Мы едем в сауну, со своими коллегами, по заведенному "графику" - по средам. Народу в этот раз мало, нас всего трое. Значит можно будет хорошо попариться, не гонять толпы из парилки, и пар будет сухим. Так, ну-ка в тазик добавим маслица… Что там у нас есть? Мята, эвкалипт, хорошо… О, а это что? Сандаловое масло? Я бросаю в воду с десяток капель.

В парилке - никого. Разогрето все хорошо. Я ложусь на полок. Меня схватывает жар, но не резко, а мягко, нежно, обволакивает пеленой. Тело расслабляется. Тишина. Только потрескивает печка и гудят камни.

Я кидаю пару ковшей. Вода со злым шипением моментально превращается в пар и облако жара укутывает меня сверху… Я закрываю глаза, растворяюсь в сандаловом аромате, растворяюсь весь. И я вижу абстрактную картину, с нервными и плавными мазками и штрихами, яркими и пастельными… А наискосок - яркий алый всплеск и тонкие дорожки, оставленные струящимися вниз рубиновыми каплями…

И я улыбаюсь…

--------------------

В школе жизни нет каникул.